Мурло Ватруха криво отразило чистый смех Хельги - перекошенной улыбкой, едва ли возможной на лице душевно здорового человека. Кисарь никогда особенно не ладил с людской мимикой, и временами становилось особенно заметно, как грубы и бесталанны выражения человеческих эмоций в его исполнении.
- Пожалуй так... Ты видел, как я завёл дела с мусарней. Шулера это может заинтересовать, но обрадовать не может, Хельги... Мне придётся тебя убить.
По скуластой роже, негодной передать нюансы настроения зверя, нельзя было понять, веселится Ватрух или бесится. Он и сам этого не знал. Шутит или серьёзен - не знал тоже. Он не раздумывая стал бы охранять Хельги от всяких законников, но ничего ужасного не видел в том, чтобы придушить свою развлекуху лично. "Шулер расстроится..." А вообще как ни верти, а придётся расстраивать Шулера. Либо своей причастностью к страже, либо безвременной кончиной Хельги, да...
- Правда, после разговора с червонником я не смогу выдать тебя за очередной обезличенный труп. Это было бы удобно, но наш сладкий хлыщ раскусит... - Ватрух говорил медленно, с паузами - рассуждал вслух. Вероятно, даже увлекался потихоньку своими рассуждениями, отвратительными в системе человечьих ценностей, но приемлемыми для подонка, которому прежде всего человеческого не чуждо парное человеческое мясо в пищу. "Трахнуть его перед тем, как свернуть шею... или потом, пока не остыл?" На Кисаря нападало основательно подзабытое, но знакомое состояние. Мысли будут гудеть в голове, сверлить череп, накладываясь на многоголосье вечной песни вигора, будут беспокоить, изводить и требовать, и в конце концов рядом с кем-нибудь живым покажется, что гудение разорвёт мозг - тогда Кисарь сделает всё, лишь бы жизнь этого живого заткнулась. И это надо будет делать много, много раз, чтобы стал жиже и терпимее дребезжащий диссонанс на "слуху" бионика.
В прошлый раз раздражающий эффект копился долгие годы.
Сейчас жужжание мучило голову изнутри сильнее с каждой секундой.
Ещё немного, и "правильно", "неправильно", "хорошо", "плохо" отойдут с дороги, поджав куцые хвосты, и ноги Кисаря переступят к Хельги, а руки сделают что-нибудь такое, что маленькая рысь умрёт.
Удивительное состояние...
"Не надо. Огорчать. Шулера."
Гул внутри черепа достиг лесопильного надрыва - и обрушился!..
На Хельги - стаей какого-то инфернального комарья.
Кисарь даже не заметил, как вдруг его отпустило. В общем-то глумление комаров над пацаном выглядело... забавно. Стоя в нескольких шагах поодаль, Ватрух блестел глазами и коротко, дробно выталкивал глоткой жёсткие шипящие звуки: "Ххъ-ххъ-ххъ-ххъ..." - смеялся. Вскоре, однако, ему стало не до смеха, ибо маленькой рысью стая комаров, гудящая подобно циркулярке, вроде насытилась и замыслила уделить внимание самому Кисарю.
Оборотень смотрел, как стая формируется в мельтешащий овоид, более "острой" из двух вершин направленный на него, и зелёные глаза раскрывались всё шире. Вот облако насекомых дрогнуло - тронулось!
- Зло*бучие дровопийцы!
Круто развернувшись и взметя тучу крупного серого песка и мелкой гальки, Ватрух рванул наутёк.
- Ааааааааб*я!
Радом, буквально параллельно маршруту вчесавшего во все лопатки Кисаря, колыхался гостеприимный, грязный, вонючий, мутный Раш. Кисарь покосился на неспокойную гладь реки и решил приберечь это на крайний случай.
- ААААААААБ*Я! - заорал он с удвоенной силой, прибавив прыти. Стая комаров азартно неслась за ним, на лету уплотнившись, так что стала похожа на озорную торпеду.
- ЁПВАШУНАЛЕВО!!1
Не, бежать и орать всякую фигню здорово, но если это нисколько не обескураживает преследователей... Засунув подальше брезгливость, Кисарь наскоро задраил схроны, чтоб вода не просочилась к куреву и деньгам, и с меткого скачка зимородком спикировал в Раш.
