- Хорошо, гляди.
Сбросив капюшон, Кисарь спустил плащ с плеч и затянул края в узел на поясе.
- Фью-ю... - поделился мнением тот, кто вошёл вслед за оборотнем, и закрыл всё-таки дверь. Стало чуть темнее, но глаза уже привыкли.
- Бать, сукой буду - в королевских погребах такое не накалывают, - продолжал излагать наблюдения стоящий позади Кисаря и созерцающий татуированную спину. - Охро, ни бл*дей, ни орлов, одни узоры.
- Из султаната что ли? - Быча сплюнул на пол. - Это вроде по их понятиям зверей и людей не рисуют?
- Быча, не плюйся в доме, - поморщился Батя.
Кисарь решил, что "охро" с ударением на последний слог должно обозначать красный цвет татуировки. Насчёт рисования зверей и людей он бы поспорил, но трындеть с тем, кого собрался убить, как-то не пёрло. Тем более что в уголовной символике татуировок он ничего не понимал.
Быча в это время пригнул шею, спружинился в коленях и скосил шаг на противника по часовой стрелке. Кисарь поглядел на жилистые предплечья, на оббитые кулаки, перекрывающие бычины нос и подбородок, и тоже тронулся вбок, по окружности, диаметр которой был расстоянием между ним и Бычей. Половицы жалобно запели.
- Плясовая "Разливы Раша"... - процедил знаток татуировок, - для арфы с мандалинью...
И тогда Быча метнулся вперёд.
Было удивительно видеть грузного, крупного человека в таком лёгком, свободном и резком движении. Вся эта громада агрессивного, уверенного в своей силе мяса врезалась в выверенную подушку дистанции, как гарпун, и Кисарь, будь хоть трижды оборотень, не смог бы выставить надёжного блока - прочности локтевых и лучевых костей, всего его веса было очевидно недостаточно. Кисарь нырнул вниз, с вектора удара и навстречу противнику. На собранных конусом пальцах правой руки выдвинулись прочные рубиновые когти, взрезали рубаху, а за ней и брюшину инерционно валящегося на Кисаря тела. Теперь оборотень принял его вес, под которым Быча сам наезжал живыми потрохами на его кисть, запястье, предплечье. Когти на прорыв всаживались в плоть, пока не добрались до сердца - Кисарь сжал кулак, смяв в кашу мышечный мешок. Кажется, Быча хрипло выл и дёргался, его сапоги конвульсивно проезжались по полу, Кисарю несколько раз хаотично прилетело локтем по лопаткам и затылку... Но скоро всё это кончилось.
- ...Ты что, нелюдь?.. - пришёл откуда-то голос. Кисарь отшагнул, стряхнув с руки Бычу. Только что его глушил грохот прекращающейся жизни, возвращение к обычным звукам было сродни выныриванию из толщи воды.
- Я хер с горы.
- Ха!.. - через крошечную запинку Батя подошёл к оборотню, протягивая ладонь для приветствия. - Хлорви Нил, можно Батя Хло. Знаешь... - Батя покосился на покойного. - У меня в артели место освободилось.
- Расти Гай, - Кисарь сделал неопределённо-отрицательный жест правой рукой, по локоть покрытой сплошным кровавым месивом. - В артели?
- В артели, - Батя понимающе дёрнул бровями и зацепил большие пальцы за ремень. - Расстегай? У нас будешь Ватруха.
- Так прямо у вас и буду? - вскинул бровь Кисарь.
- Да брось! - хмыкнул Батя, - ты ведь сюда не за штанами пришёл.
- Уже не считаешь меня засланцем? - не отрывая взгляда от Бати, Кисарь принялся рассеянно мыть руку языком.
- Не льщу себе липовым величием, - Батя нарочито смотрел Кисарю в глаза, избегая замечать рот, - не заработал я ещё персонального засланца. Петлю, наверное, заработал, но её вручить мне под расписку явился бы отряд жестянок с полуторами. Велеречивых крыс командируют к фигурам помохначе меня, потому что хорошая крыса - штучный товар. Борзый голый головорез посередь заморозка - это что-то новое в мусорских методах... Но я с тебя глаз не спущу.
Кисарь облизнулся окровавленным языком и показал клыки в улыбке.
- Лады, раз уж я тебе так понравился.

>>> Площадь

Отредактировано Кисарь (2011-01-31 22:15:17)

Площадь >>>

Дорога заняла более чем достаточно времени, чтобы Расти успел распознать запах тощего недоразумения, как кошачий, рысий. Однако его волнение и вероятная радость по этому поводу остались там, на площади, вместе с деньгами упали во вместительную, как корыто, длань закона. Теперь с ним был всего лишь пацан, наживший себе горя. А если этот пацан оборотень - что ж, значит выносливый и живучий. Плюс избавил от дополнительного раздражения в пути по извилистым, узким, задавленным домами улицам: шли в темпе, как Расти привык, но мелкий рысец не спотыкался, не хныкал, что не успевает, вообще доставил крайне мало проблем.
Хотя чо уж там мелкий? Котёнок и половозрелый самец пахнут по-разному.
Кошачьи способны жёстко охранять свою территорию от конкурентов. Клок личного пространства, целую комнату с почти сухим потолком (несмотря на то, что она находилась под кровлей и первой встречала дожди), Расти отвоевал быстро, и сразу дал понять, что к нему лучше почём зря не соваться. Здесь была довольно широкая кушетка, видавшая виды и местами заштопанная заплатками из грубой шерстяной ткани - по следам былой красоты обивки можно было счесть, что она осталась от прежних домовладельцев, поскольку её не смогли протащить в дверь. Прочая обстановка заключалась в самых разнообразных ящиках - винных, овощных, скобяных и ещё единый знает каких. Они служили табуретами, на четырёх из них, поставленных друг ну друга попарно, лежало гладкое дверное полотно, вместо стола. В некоторых из ящиков хранился немногочисленный хлам. Окно с широким подоконником было занавешено каким-то покрывалом, сшитым из тусклых лоскутов разных материй. Собственно, ради подоконника Расти и захватил комнату - днём, когда других дел не подворачивалось, он раскрывал окно и дремал перед ним, ленивым глазом с верхотуры поглядывая на окрестные виды. С высоты и отдаления грязный, тесный Ландшпиль казался симпатичным, как недорогая, но любовно изготовленная игрушка.
Сюда-то и приволок он мелкую рысь, нежданно свалившуюся в его жизнь. О, свались маленькая рысь бесплатно - разговор был бы совсем другим. Но сложилось так, как сложилось. Расти душевным тычком швырнул пацана через порог на пол, рассохшийся и особенно певчий от сухости, вошёл сам и закрыл дверь.
- "Я больше так не буду"! - карикатурно жалобно передразнил он мелкого. - Чего не будешь? Прикидываться пятилетним? Пора бы - выглядишь на все восемь... - ещё раз оглядев все углы, изломы и обколы тщедушно-обторчанной особы сопляка, Расти скривился, - ...Снежок. Имя? Можешь соврать, ты всё равно не совершил ничего выдающегося... Кроме того, что попал на бабло.

Отредактировано Кисарь (2011-02-01 09:53:04)

- Понятливый... - хмыкнул Расти, - Для таких-то лет.
Пацан осматривался, а Расти наблюдал, как он один за другим находит и отбрасывает как непригодные пути отступления. Ну, очевидно белобрысый отличался благоразумием. Ничто так не раззадоривает, как попытки добычи, которую уже подержал в лапах, удрать - тогда охота превращается в увлекательную игру с предрешённым исходом. То, что в роли добычи выступал представитель своего вида, в принципе конкурентный самец, придавало ситуации особую остроту, у Расти приятно пощипывало нервы. Да, при конкурентности самца это уточнение, "в принципе", было чересчур жирным, разумом Расти понимал, что это никакая не схватка - но инстинкты гнули своё. Как только мелкий прекратил озираться и пощемился под условное прикрытие стены, Кисарь тоже сдвинулся с места и пошёл за ним, буквально отжимая назад, на какие-то миллиметры смещаясь то в одну, то в другую сторону, но и этой малостью направляя мелкого в угол.
- М, Хельги-Хельги... - благодушно мурлыкнул он, когда пацан упёрся лопатками в стенку. - А я Расти. - "И, кстати, вру." - Девять, говоришь?..
Белые волосы, жёлтые глаза... Единоверцы Кисаря признали бы в котёнке такой масти божью метку и говорили бы о нём как о поцелованном Лунооким Бастишем. С ним бы носились, как с писаной торбой, считали исключительно красивым и завидным партнёром. Тому, кто отмечен господом, не пристало жаться в углы от обыкновенного красного самца, каких хоть отстреливай, настолько заурядны. Но... с точки зрения Кисаря, это действительно было красиво. Он не заметил, как стал склоняться всё ниже, ближе к лицу мальчишки, черты которого отличались нездоровой, ломкой тонкостью... Молочного, тёплого, почти неощутимого запаха котёнка от Хельги не исходило - мелкий пах слабо улицей, сильно куревом, особенно от губ. Кисарь лизнул эти горькие губы, вертикально, поддев и чуть потянув языком верхнюю, потом прихватил зубами.
Так мягко смялись губы пацана под давлением резцов, так сочно, вкусно выступила бисерная капля солоноватой крови, что Расти понял, каким способом получит с Хельги долг. Он положил ладони на худые бока мальчишки, стиснул, будто проверяя на прочность, и не поспешил отпускать.
- Девять так девять. Ничо, трахать можно.

Факт, совесть у Кисаря была. Когда-то она отросла такая большая и высокоразвитая, что они вдвоём порешали этот вопрос и пришли к тому, что совести давно пора жить своим домом, с нардами и одалисками, и иногда навещать Кисаря. Таким образом, между ними сохранялись благоприятные родственные отношения, а подавляющее большинство спорных и неоднозначных эпизодов биографии Кисаря происходило без её участия. Она не волновалась, он не терзался - не прекрасно ли? Кисарь пребывал в ладу с совестью, в ладу с субъектом, известным как Расти Ватрух, и в ладу с тем, что собирается попользовать дитятко, без умысла виновное в его незапланированных тратах. Так что в глазах его можно было разглядеть разве что полное, провокационное довольство собой в целом и жизнью в частности.
- Могу соврать, что больше восхитился бы совершеннолетней грудастой брюнеткой вместо тебя... - Кисарь прижмурил глаза, чуть повернул мурло под щекотное кошачье полизывание, - Могу соврать, что ты сам по себе обалденно прекрасен... Что бы я ни сказал, результат для тебя будет один и тот же.
Ох не зря, не зря пацан демонстрировал шлюшьи замашки. Прошуршав руками по его шмоту, Кисарь впустил его в объятье, то есть непотребно близко. Тёплая, тоненькая киса с шершавым язычком, нахально показывающая, что не против... Кисаря это умилило: будто кто-то интересуется такими частностями... Впрочем, это могло быть и новым выражением благоразумия Хельги - умница предвидел, чем для него кончится попытка взбрыкнуть, и сводил к минимуму физические потери. "Ты мне уже нравишься," - подумал Кисарь, изучающе поглаживая узкую спину с остренькими позвонками, выступающими резче под лопатками, глаже у талии. Близость чужого тела не была для Кисаря поводом к бурным восторгам, чаще всего он уклонялся или терпел - рукопожатия, клинчевые моменты драк, секс. То же заподозрил и за Хельги. Но терпел пацан худооожественно!.. Кисарь аж увлёкся. Задрать блинскую хельгину рубашку... Видеть его лицо... Глаза, янтарно-жёлтые...
- Права твои закончились, начинаются обязанности.
"Вот нахрена давишь? Хочешь, чтоб он считал себя униженным и оскорблённым?" - завернула на огонёк совесть, - "Впялишь и выкинешь, так нафига тебе упало, чтоб он потом вспоминал Расти как последнего урода? Для поддержания репутации, типа Ватрух нагибает нещадно?"
"Ага," - согласился Кисарь. Кто он такой - с совестью спорить? - "Именно."
Совесть пожала плечами и отчалила миловаться с одалисками.
Кисарь, конечно, предпочёл бы, чтоб его вспоминали как первого урода, но у Хельги он явно был не первый. Чо уж мурло воротить - это технически облегчало ситуацию. Вытряхнув порочное дитя из рубашки, Кисарь отбросил неуместную шмотку в сторону. В нос шибануло дразнящим запахом годного здорового парня, и если бы не этот запах, могло бы показаться, что Хельги страдает какой-нибудь чахоткой, до того был тощий.
- На тебе что, кирпичи возили, анатомическое пособие? - Кисарь дёрнул губой, - Целуй, пигалица, пока я не захотел, чтоб ты обратно оделся.
Но пока, собственно, ничего такого не хотелось. Как раз наоборот, Кисарь залез Хельги в штаны, одной рукой стиснув всю мелкую, худую задницу (а вы пробовали пропихнуть руку в чьи-нибудь штаны, да не в тонкой перчатке, а в многослойной обмотке лайковым ремнём, под которым по ударной поверхности кулака прячутся мелкие медные монетки?). Разница в росте создавала свои практические проблемы, пацана пришлось поднять, пробороздив им по дощатой стенке, но вот под зад долго держать не получилось бы, напряг по плечу пошёл нехороший, деревянный и глухой. "Забыл, что кости такие тяжёлые." Кисарь шатнулся к пацану, зажал между стенкой и собой, широко распихав его сухощавые ноги, теперь категорически не достающие до пола.
- Нигде не жмёт, котёна? Жалобы ещё принимаются. Не факт канеш, что все будут рассмотрены... - то ли тихо смеясь, то ли довольно фыркая, Кисарь облизал Хельги шею и стал кусать мокрое горло крупными, мягко давящими укусами.

Отредактировано Кисарь (2011-02-02 11:47:37)

Мало кто заранее знал, что может выбесить Кисаря. Когда позже, на руинах буйства его ярости, кто-нибудь рисковал спросить, чего это Расти разошёлся, он пожимал плечами и мурлыкал, протягивая гласные и сонанты: "И сам не знаю..."
Кисарь врал.
Всплескам его бешенства были нужны не причины, а поводы.
Хельги дал повод - дотронулся до Кисаря. Допустим, всё обошлось бы, если бы маленькая рысь трогала рубашку. Но мальчишка залез под неё. Это был очевидный, вопиющий повод. Кисарь передёрнул спиной, шумно втянул воздух носом и разразился тихим, фыркающим смехом в белые волосы Хельги, мягкими суховатыми прядями рассыпавшиеся по худому плечу.
- Может, и сниму... - вполголоса заговорил он, задевая движениями губ ухо мальчишки, - Ты не виноват, да? Тебя вынудили, бедный крошка, и ты должен был смириться с неизбежным... Какая печальная и ужасная у тебя жизнь... Даром что феромонишь, как течная мурка... - Кисарь нежно взял зубами мягкое хельгино ухо... и резко отступил, выпустив пацана из рук. Зубов он не разжал, мочка уха надорвалась, когда Хельги упал без опоры.
Кровь у маленькой рыси была вкусная, хорошая кровь, не водянистая. Подлизав её из угла рта, Кисарь покатал языком этой приятный вкус, растёр по десне, тщательно замыл с зубов. Сверху вниз он смотрел, как яркие капли брусничинами скатываются по белым волосам Хельги, красят эту снежную, северную белизну проникновенным красным... Наверное, так художник оценивает полотно, рискнув добавить выбивающийся из общей гаммы мазок и обнаружив, что перемена настроения картины неожиданна и хороша.
- Давай-ка сам, шлюшонок, - предложил Кисарь, раздёргивая узел своего щёгольского пояса-шарфа. - И побольше энтузиазма, раз пахнешь давалкой. Я тебя в любом случае разложу, но если мне будет скучно... - Шарф, шурша, соструился на пол. Кисарь через голову стянул рубашку, выронил, откинул растрепавшуюся красную гриву за спину, - ...то я скручу тебе лапки и выкину на общак. Сейчас тут народу мало, всего рыл двадцать, и они маются бездельем.

Отредактировано Кисарь (2011-02-03 13:43:05)

- Занятно... - фыркнул Кисарь, сунул большие пальцы в задние карманы штанов и качнулся с пятки на носок, в это время глядя в пол, куда-то между собой и пацаном, словно ненадолго задумался о чём-то. Затем пытливый, холодноватый взгляд зелёных глаз снова переметнулся на белую хельгину мордашку, - Я с тобой что, торговался? А говорят, догаротцы любят рядиться о цене.
Сверху, на тёмном фоне иссохшихся сероватых досок пола, протянувшиеся руки пацана казались тонкими, как птичьи лапки... Но весь он, раздетый, совсем не выглядел хлипким - худоба у него была поджарая, упругая, хищная, а в телосложении больше изящества, чем хрупкости. Даже вот таким, напуганным и неуверенным в движениях, им можно было любоваться. Кошачья грация брала своё, маленькая рысь просто не умела двигаться с суетной нелепостью, свойственной людям. Наверное, даже самые смешные и глупые его жесты не были бы непривлекательны...
- Ты симпатичный, знаешь? - подвёл итог наблюдениям Кисарь, чуть теплее тоном - за этой теплотой наивный слушатель, возможно, заподозрил бы благосклонность. Подозрениям суждено было бы развеяться от следующих слов. - Значит, не отдавать тебя? Допустим. - Кисарь склонил голову набок и разглядывал ловкие движения длинных пальцев Хельги, снимающих петли с болтов ширинки его, Кисаря, штанов. - А что ты можешь сделать? Хельги... - имя нравилось. Отдавало в звучании мягкостью хвойной лапы. - Быть чем-то, и уж тем более кем-то моим - каторга для тела и мозга. Своё я не отдаю, вообще. Это сопряжено с риском, риск должен быть оправдан.
Резкий треугольник испуганного лица Хельги, искры на концах волос - как иголочки инея... Дорогая кукла к языческому зимнему празднику поминовения. И пусть будет алтарь из черепа лося, и пунцовые бусы из шиповника, и можжевеловый дым - кукла есть кукла.
- Благоразумие - талант и добродетель, - Кисарь потянул штаны за карманы вниз, выскочивший из раскрытой ширинки член шлёпнул Хельги по руке, - но я отнюдь не жажду, чтобы кому-нибудь из моих недругов ты заявил: "Я всё сделаю, только не бей меня."

ОСС: с Хельги.

- Пока что ты многое отдаёшь, чтобы не попасть в лапы моим друзьям... - По тону было примерно понятно, за что Кисарь держит этих "друзей". Мягко говоря, за расходный материал. За что-то туда же ценное он держал и Хельги, но... руку на макушку маленькой рыси положил почти ласково.
- Смотришься отпадно, - сверху Кисарь разглядывал Хельги с его янтарными глазищами, кажущимися просто огромными на остром лице, с его светлыми губами, ничуть не розовее бледной кожи, с пологом длинных волос на узкой спине. - С такого ракурса даже не сразу скажешь, что парень... Так куда ты дел своего бывшего хозя... учителя?
Хельги молчал, просто работал языком и губами – это же неприлично говорить с набитым ртом? А Расти говорил, положив ладонь ему на макушку и задавая ритм. Толкнувшись еще раз, пацан выпустил изо рта член и улыбнулся.
- Больно плоская из меня девка получается, - хихикнул он, кончиками пальцев поглаживая Расти. – Куда я его дел?..
Хельги на миг прикрыл глаза, вспоминая все детали того дня, когда не стало учителя.
- Я хотел свернуть ему шею как цыпленку, но вытащил нож. Знаешь, он так быстро протрезвел тогда… Мне было противно прикасаться к этому ублюдку. Нож в его ребрах я бы оставил от меня на память, но… Жалко стало. Я его оставил на заблеванном полу вшивой таверны. А потом ушел.
…И пацан снова взял член в рот.
"Да, девка плосковатая..." - улыбнулся Кисарь, жмурясь с благосклонной кошачьей ленью. То, что ему не тошнотворны прикосновения маленькой рыси, он понял быстро... Больше времени потребовалось на то, чтобы оценить их как приятные. Сначала Кисарь просто ерошил белые волосы Хельги, потом как-то незаметно для себя сжал гладко скользящие между пальцев пряди в кулаке, подталкивая голову мальчишки к себе. Когда Хельги прервался и заговорил, Кисарь ослабил хватку, будто поймал себя на том, чего делать не собирался.
- Тсс... - дослушав, он остановил пацана и несколько секунд безмолвно смотрел ему в глаза с туманной ухмылкой, медленно чертя ногтем по его щеке... Потом выдохнул смешок и потянул Хельги за волосы вверх. - Ну и чем он заслужил такую любовь с твоей стороны? - А вот теперь маленькая рысь показалась неприлично лёгкой. Вздёрнув пацана  на ноги, Кисарь развернул его мордашкой в угол, придерживая за глотку. - Чем-то вроде этого?
Когда Расти заставил его подняться, Хельги показалось на какой-то жалкий миг, что он вернулся в годы своей учебы. Чувствуя руку красного на своем горле, слушая плавный голос, пацан закрыл глаза и неожиданно для себя расслабился.
Тон Хельги был тихий, тек словно вода, а воспоминания, образы всплывали из памяти сами. Опершись лбом о стену, он неспешно заговорил.
- Если я совру тебе, что он никогда меня не трогал, поверишь? – и Хельги снова покосился  в сторону Расти, улыбаясь уголками губ. – Каждый раз мне было больно. Если б не регенерация, то у меня было бы куда больше шрамов, - пальцы пацана привычно нащупали на животе длинный старый шрам. – Ему было меня жалко, не хотел портить мордочку.
И Хельги снова умолк, коснувшись пальцами руки Расти на его горле. В его жесте не было ни просьб убрать ее, ни требований – просто касание. Легкое.
- Таким, как мы, непросто попортить мордочку... - нашептал Кисарь, склонившись к уху Хельги, острым кончиком показавшемуся из шевелюры. - Если тебе кто-нибудь соврёт, что может быть вообще не больно, поверишь?
Непроизвольно Кисарь потянулся туда же, куда двинулась тонкая лапка маленькой рыси, провёл кончиками пальцев по его животу, почувствовал шероховатость кожи... Собственно, того и следовало ожидать, и непонятно, почему не заметил раньше, на оборотнях шрамы - редкость. Так пришлось прижаться к худой хельгиной спине, окунуться мурлом в его волосы. Член лёг ровно между ягодиц мальчишки, Кисарь коротко фыркнул и рефлекторно дёрнулся бёдрами, притёрся животом к его мелкой заднице, и... отпустил его горло. Поймал взамен за руку, стиснув длинную, узкую кисть.
- А мне нож оставишь на память? - Точкой к вопросительному знаку Кисарь ущипнул губами острое ухо маленькой рыси, так и держа за руку, другой погладил ложбинку повздошья, накрыл ладонью пах, мягко подминая. - Меня это вряд ли убьёт.
…- Ну у некоторых получается, - мурлыкнул Хельги. – Не больно? Я помню, что не больно бывает тогда, когда нажираешься в хлам. Правда тогда уже все равно. Я сделаю вид, что поверил.
Пацан ощутил, как к нему прижался Расти, его теплую кожу, отголоски дыхания. И все равно невольно напрягся, когда почувствовал его член. Все это было… почти нежно. Почти осторожно. И пока что не больно.
- У меня сейчас при себе нет ножа и причин оставлять его у тебя в ребрах, - Хельги неслышно выдохнул, когда рука Расти накрыла его пах. – И мне не хочется тебя убивать, да и не факт, что убью. Вот только выживу ли потом я?..
- Не верь. Будет больно. Не надейся ни на что хорошее - это лучшая профилактика разочарований.
Сам Кисарь, например, как раз не надеялся ни на что хорошее, скорее ожидал, что ему подвернулась очередная ломливая сука. Но Хельги всё ещё не скулил, а ломливой суке уж пора было бы... Кисаря не слишком радовало собственное поведение: зачем было ударяться в расспросы? Зачем узнавать то, что сделает отношение к парню, уготованному в подстилки, таким... неоднозначным? Стоять приходилось на полусогнутых, без динамики в таком положении долго не пробудешь, поэтому Кисарь слегка покачивался, обтираясь о тёплый, крепкий хельгин зад. Пацан всё ещё поджимал попку, несмотря на решительные и хладнокровные речи, несмотря на стояк, который грел Кисарю ладонь... Кисарь никуда не торопился. Он постепенно, без лишней суеты протолкнул пальцы между ног Хельги, под мошонку, мелкими "шажками" подушечек снизу пробрался между ягодиц, чуть давя и поглаживая... Щекой оттёр мягкие волосы с его плеча, куснул шею.
- Больно всё равно будет. Скоро... Не хочешь?
- А толку-то, - хмыкнул Хельги, подаваясь навстречу Расти. – Каждый раз по-новому разочаровываешься.
Красный был умелым, опытным. Пацан это сразу понял, куда сложнее не понять. Тело отзывалось на каждое прикосновение. Одновременно хотелось и большего, и прекратить все и сбежать. Хельги медлил, рассказывал о своем прошлом. Зачем-то отвечал на вопросы.
Отбросив в сторону суетливость, страх, оставив лишь спокойствие. Даже неожиданно для себя. Действительно, чего бояться-то? Пора б привыкнуть к тому, что больно. Гордость смирилась, но все еще выла где-то в грудной клетке.
Только не она сейчас двигала Хельги. Смирившейся рыси хотелось победителя.
Пацан сжал зубами губу, чуть не прокусив ее до крови.
- Скоро… Больно… Я идиот. Хочу.
Теперь нужно было и выделить пацану время свыкнуться с высказанным согласием, и не позволить, чтобы он успел передумать. Кисарь и так уже заигрался в мудрого, хоть никогда за ним особой мудрости не водилось. А Хельги стал такой гибкий, покорный - смирился, возможно устал препираться. Мелькнула мысль притупить ему на время чувствительность к боли... "Ну нет, сказки былью делать я не подписывался." Кисарь дышал ему в затылок, запах чувствовал, такой заманчивый, обволакивающий запах.
- Прогнись.
Жалко было выпускать его руку, но и держать - перебор, словно Кисарь тут с обожаемой кралей носится. Миленькую шлюху можно по глупости короновать, но королевы из шлюх никакие... Вот и выпустил, чтобы не изображать душевную поддержку - фальшивую, сопливую, пошлую. Освободившуюся ладонь Кисарь положил Хельги на поясницу, придавил и немного отстранился, съехав головкой члена вниз... Пацан со своей поджарой задницей был весь на виду, открыт. Это у ланшпильских хозяюшек формы сдобные, через которые без рук не проберёшься, а тут... Кисарь нарочно не изменил ритма мягких покачиваний бёдрами, не рвался засадить всё и сразу, выжидал, когда отзывчиво расслабится Хельги - дождавшись, толкнулся резче, разом пропихнул головку. Несчастный пацанячий зад с такой подлянки сжался, спина напряглась, и Кисарь замер, поглаживая эту белую спину от крестца до лежащих на ней концов длинных волос.
Хельги уже не видел смысла что-то изображать. Не видел смысла сопротивляться, все равно что-то в нем уже сломалось под напором красной рыси. Просто в один миг он понял, что давно уже не тот сопливый сбежавший пацан. Он привык к боли, привык периодически сбрасывать шкурку неопытного мальца и становился почти настоящим. Прекращал маяться дурью.
Театр одного актера, мать его. И зрителя. И сейчас за плохую импровизацию его… нет, не закидают помидорами, ему привычно сделают больно. Гордость, можешь начинать корчиться.
На какой-то миг Хельги почему-то решил, что Расти передумал его трахать, но потом понял, что думать вредно. Красный и не собирался отпускать его – нарочито медлил, раздразнивая. Наверняка ему было не очень удобно – пацан в детстве мало каши ел, рос хреново, ну и получился метром с банданой. Хельги очень хотелось податься навстречу Расти, но он решил повременить.
А Расти надоело. В один прекрасный, чтоб его черты драли, миг резко толкнулся бёдрами, засаживая в его тощую задницу, и снова остановился. Мол, привыкай, мелкий. Хельги зашипел сквозь зубы и машинально дернулся. Все равно больно, все равно не до конца привык.
Все равно красный не захотел его хоть как-то растянуть. И наверняка как попытка извинения тихие поглаживания по спине.
А куда деваться, посторонним Кисарь скидок не делал ни на пол, ни на возраст, ни на комплекцию, а извиняться не был способен физически - не отрегенерила у него извинялка. Всё, чего он хотел сейчас, уже начав насаживать пацана, так это чтобы Хельги поскорее прекратил так нервно сжиматься. Чтобы его не пришлось рвать. По замашкам мальчишки показалось, что он несколько опытнее и привычнее к скомканным предварительным заигрываниям.
- Тише... - Кисарь дотронулся губами до загривка Хельги, потом лизнул кожу, мгновенно покрывшуюся тонкой испариной. - Дыши... Дыши, скоро будет легче. - Продолжая смазанно целовать сгорбившиеся плечи маленькой рыси, Кисарь взял его член, продвинул по стволу кулак, большим пальцем огладил головку. - Не возражаешь?
Хельги сжал зубами ладонь, привыкая. Одна боль почти перебивала другую. Если он сожмет зубы еще сильнее, то прокусит кожу. "Тише…" - шептал Расти, касаясь губами его кожи. – "Дыши…" Пацан сквозь зубы втянул в себя воздух и подумал, что потом все равно заживет. Только дольше чуток.
Расти говорил, что скоро будет легче. Хельги привычно сделал вид, что верит, и сам подался бедрами. Хуже боли только ее ожидание.
Красный целовал плечи мальчишки. Неожиданно, да, Хельги? Больно бывает не только от боли. Страшно бывает не только за совесть. Сигарет бы потом… У Расти должны быть сигареты.
…- Нет, - выдохнул Хельги. Даже приятно, если не думать, что больно.
И пацан снова постарался расслабиться.
Что Хельги совсем поплохело - Кисарь знал, биоником был не из пальцем деланых... Поэтому остановился, не пытался вставить глубже, плавно полировал мальчишке стояк, поникший со злоключений задницы. Меньше всего хотелось пропалиться в магии перед кем-то, кого знал так скудно и односторонне, и Кисарь ограничился тем, что деликатно подхлестнул секрецию естественных опиатов, которыми организм маленькой рыси и сам уже начал защищаться от боли...
- В следующий раз накачаю тебя выпивкой по брови, детка... - тихо смеясь и отфыркиваясь от щекочущих лицо волос Хельги, он нажал бёдрами, толкнулся дальше в тугой зад - прямо сейчас пацан взвоет, но это и пройдёт быстрее. - Передумал насчёт ножа? Могу одолжить свой...
Это все нервы, переутомление и нехватка сна, думал Хельги. Он старался расслабиться, но получалось хреново. Потом пацан вообразил, что стало легче, и тихо застонал.
Следующий раз…
Расти сказал про следующий раз. Значит не отпустит. Значит, снова. Но ничего… Все равно бы попал к кому-нибудь в лапы. Кому-нибудь менее симпатичному. Трахаться с людьми, не попадавшими в критерий его понятий о прекрасном, Хельги не любил.
А потом пацан взвыл, когда красный толкнулся в него бедрами. Ну чего ж он как баба какая-то? Терпеть, засранец.
- Я… нет, не передумал. У меня свой.
И Хельги требовательно подался навстречу Расти, прогибаясь в пояснице.
- Лады... - шипение дьявола на ухо рабу господню, колеблющемуся в добродетели. Как же Хельги храбрился, маленький паршивец, как огрызался, вызывал, провоцировал нахальным наплевательством - а ведь одновременно и боялся. Его голос всё отдавался у Кисаря в ушах, Кисарь понимал, что мальчишку едва не трясёт... Но вот, полюбуйтесь - только что чуть не орал, и уже стелет попкой, как звезда борделя. Обняв его поперёк груди, Кисарь медленно, с оттягом вынимал член, и сначала его хватало на ту же осторожную медлительность, когда вгонял стояк обратно, но долго это продолжаться не могло. Уже через несколько таких неторопливых, примеривающихся движений ему стало срывать чердак - вместо прищипывающих поцелуев он уже метил Хельги шею розовыми вмятинами от зубов, тискал до хруста рёбер сухощавое пацанячье тело и засаживал всё резче, ударяясь о мальчишку так, что у того ягодицы расцветились пунцовыми пятнами.
И все равно сорвался. Расти послал к чертям сдержанность. Здравствуй, звериная натура! Жестче, сильнее. Чтоб поняла шлюшка, на кого напоролась, в чьи лапы попала. Хельги вел себя как кошка во время течки, ловя от всего происходящего кайф. Да черт с ней, с болью – все равно заживет.
Красный ускорил ритм, толкаясь в пацана так, что у того начала гореть задница. Какое садо-мазо, думал Хельги…
Мальчишка подставлялся острым зубам Расти.
- Еще, - выдохнул он, почти скуля.
- Детка, а ты не лопнешь? - хрипло рассмеялся Кисарь. Это ж надо, чтобы за такое недолгое время у парня приоритеты поменялись на противоположные... но Кисаря это устраивало. Нравилось, как взмокшая киса мечется, гнёт спину, звучно и отрывисто вздыхает с мяукающими пристанываниями. Если бы ему кто-то сказал, что он указывает шлюхе её место, Кисарь покрутил бы пальцем у виска - это ему было совершенно не нужно. Нужен был искусанный, бесстыжий, взмыленный Хельги. Когда-то Кисарь успел собрать его волосы, намотать пышным жгутом на кулак, и теперь из-за его плеча мог заглядывать ему в лицо, на его губы, раскрытые, краснеющие укушенным местом, с белым проблеском клыков за ними. И вот Хельги просил ещё... Рывком сняв мальчишку с члена, Кисарь развернул его лицом к себе, толкнул к окну, крепко, чуть не опрокинув, и сам шагнул следом. Неизвестно, сколько Хельги в нынешнем состоянии пробыл бы на ногах без посторонней поддержки, но в общем даже на самые нехитрые самостоятельные действия Кисарь ему времени не дал, забросил на широкую доску подоконника, подхватил под колени, подняв его бёдра широко и повыше, и снова задвинул смаху в отбитый, покрасневший зад. Рама натужно заскрипела и распахнулась наружу со звонкой дрожью стекла.
Ворвался зябкий ветер, крутнулся по комнате, как шалая дворняга, и вылетел обратно, взметя Хельги и Кисарю волосы, и после этого наступило ветреное, певучее безмолвие. Кисарь кончил, хохоча в небо разинутой клыкастой пастью, выдавливая пальцами у пацана на бёдрах круглые синяки, потом сгорбился, жадным языком вытянул по животу Хельги, вдоль шрама, поймал мошонку, хапая и катая между губ, забрал ртом член, разом до самой глотки…
…А позже они сидели на кушетке, и Кисарь подставлял спину привалившемуся Хельги, по глаза закутанному в одеяло. Рядом в блюдце под пепел, расписном, с пятью канавками по краям, тлели две тонких и длинных вишнёвых сигареты, стояла большая кружка цитрусового сока, разведённого водой. Окно Кисарь прикрыл, но неплотно – в щель между створок свистало.
- На заднице и яйцах чтоб никакого пуха, никогда… - Расти взял сигарету, глубоко затянулся. – Я тебя не ограничиваю, вертеть кормой можешь перед кем угодно. Желающие потрепать подстилку Расти Ватруха должны получить в дыню, это закон… Каждый из местных подонков поотдельности – ленивое ссыкло. Но если щемануть одного из их кодлы – самцыыы!.. Кого-то я размажу к *уям за подкаты к моей подстилке. И вот когда ко мне придут мстить за этих неудачников… - взгляд у Кисаря стал дурной, кровожадный, - …будет нескучно.

- Голос у тебя приятный... - тихо сказал Кисарь, тихо настолько, что не перебил Хельги. - А вот песня не особо. Небо не бывает белым - бывает, что его видишь таким. И цвет, и тень на нём тоже - видишь. И его не перекрасить, пока не перекрасишь себя... Я не понимаю, к чему замахиваться на его цвет, когда оно царит в огне и золоте. Мёрзнешь?
Раздавив гильзу сигареты о дно пепельницы, Кисарь развернулся и утянул маленькую рысь в рыхлом коконе одеяла к себе на колени. Он знал другие песни, знал первую из песен, с которой начались все известные живущим - грохот вигора. Не добрый и не светлый, несущий в себе яростный голод и злобу, вигор пел Кисарю: не можешь жить - сдохни, не хочешь сдохнуть - живи. Никаких полутонов, никаких компромиссов, где уж там, если сама жизнь одновременно и безжалостный приговор, и неоценимая награда? Говорят - участь. Участь Кисаря была слышать первую песню и делать так, чтобы этот безумный, разрушительный рёв касался других нежно, как трель флейты.
- Сейчас будет теплее... - пообещал он Хельги, заворачивая вокруг них обоих прозрачный поток жизненной энергии, агрессивной, как лютый кипяток.
Когда у Кисаря ещё молоко на усах не обсохло, он всё не мог взять в толк, чего от него добивается наставник, заставляя часами сидеть в одной и той же позе, с завязанными глазами, и бесконечно расщеплять, сливать, перекрещивать потоки вигора в какие-то дикие многослойные орнаменты. "Недужное тело - пашня," - журчал наставник, шурша шагами туда-сюда вокруг Кисаря, - "только оросительные канавы на ней сухи, и пашня истощается. Дай ей пить живую силу, наполни канавы. Но хорошо не будет, если вместо благодатного ливня обрушить на измождённую землю океанский вал." Многие годы спустя Кисарь, уже не котёнок, осознал всю подавляющую мощь, с талантом управлять которой родился. Время надломило и искрошило блоки, наложенные учителем, как сургучные печати, и лишь после этого молодой оборотень обнаружил, что связан не просто с определённым видом энергии, а с азартным чудовищем, и у чудовища есть клыки, и когти, и невинная, ребячливая кровожадность. Но оно было послушно Кисарю, через Кисаря делилось животворным теплом, не смея смести жестокой лапой того, на кого он указывал. Вигор-хищник, вигор-убийца сеялся на Хельги мягким мерцанием, просачивался под кожу, зализывал кровоподтёки, сводил на нет боль и слабость - а выглядело всё, будто собственная регенерация маленькой рыси неожиданно ускорилась... Кисарь не горел желанием собирать аплодисменты.
- Не учу тебя жить, - дозируя вигор, он негромко, задумчиво мурлыкал, сбившись на кошмарную смесь догаротского акцента и кошачьей растяжки гласных, - ты не глупее меня и сам умеешь... А я сделал слишком много мелких, гадких глупостей, которые казались мне подвигами, и не годен поучать... Но кое в чём я уверен. Например в том, что жалость - чувство второго порядка. Её не питают к равным... Хочешь, чтобы я тебя жалел?

Отредактировано Кисарь (2011-02-12 15:58:08)

- Из тебя тоже хреновая! - рассмеялся Кисарь. - Но рассказываешь со знанием дела!..
За портсигаром надо было лезть в карман штанов, а шевелиться... не хотелось. К весу Хельги на своих коленях, к его кошачьим потягиваниям, к мурлычущим ноткам в потеплевшем голосе Кисарь привыкал постепенно, и не находил в них ничего неприятного, и даже уже не удивлялся этому, просто ловил удовольствие, ленивое и ровное. Немалую роль в его умиротворённом настроении сыграла отдача энергии, после применения магии его постоянно слегка развозило, тянуло валяться и урчать... Приподняв пацана на бедре, Кисарь вяло пошарил в кармане.
Сигарет в портсигаре осталось всего две. Кисарь положил его раскрытым рядом с пепельницей. "Куда они блин всё время деваются?" Это была загадка - какой уймой курева ни закупись, все запасы заканчиваются неожиданно. А Кисарь ещё и не курил что попало, так что ему предстояло наведаться аж на другой конец города, в полюбившуюся лавочку, где крутил вишнёвые сигаретки из отборного самосада дядька Томус Вёлль (кстати, там же Кисарь прикупил занятное маленькое приспособление, в одном корпусе сочетающее кремень и кресало в виде колёсика с насечкой, искра из-под которого попадает на закреплённый тут же конец фитиля, пропитанного какой-то горючей алхимией - называется "зажигалка", Вёлль сложными названиями не заморачивался). "Эх влом-то как..." Фыркнув, Кисарь тиснул мягонького Хельги - а ведь удивительно, каким мягоньким умел быть тощий, жилистый мальчишка. И как паршивец губы приоткрывал, когда выдыхал дым... "Ненене, с него на первый раз хватит," - отогнал вкрадчивые мысли о втором заходе Кисарь.
- Я бы лучше аколита трахнул... как ты уже понял.
И тут налаживающийся диалог был грубо прерван громовым пинком в дверь. Дверное полотно, дребезжа, отлетело с проёма и долбанулось в стену. На пороге оказался Батя Хло, весь набыченный, как шпана в проулке, с побагровевшей от гнева физией.
- Ватрух ёптваю! Ты чем бл*ть занят?!
- Мастерю скворечник, не видно разве? - отозвался Кисарь. - А что?
Вторжения на личную территорию Ватруха были заказаны всей прикентовке Бати, но самому Хло прощались. Однако зная это, Батя всё равно не частил с визитами, поэтому причина его появления интересовала Кисаря даже больше, чем запоздалый вопрос, как это оборотень не обратил внимания на приближающиеся по лестнице и коридору шаги.
Батя же был вне себя настолько, что не обращал внимания ни на Хельги, ни на общую пикантность сцены, которую застал.
- Тебя ваще е*ёт, что вокруг творится?! - Хло вошёл в комнату и зашагал кругами перед кушеткой. - Знаешь, что внизу случилось?! Х*ев Полухаря из раколовских только что приволок на крыльцо Сэдди, ещё живого, да только Сэдди ничего не сказал, попускал кровавые пузыри и двинул кони!
- Ты про Зильбейна? - уточнил Расти, машинально сунув в рот последнюю сигарету.
- Я про Сэдди! - рявкнул Батя, изменив маршрут и теперь надвигаясь на Расти, - Про Сэдди Ветрохвоста, на котором треть артели держалась! Твоей, сукин кот, артели!
Расти не торопился разглашать, кто он есть, но часть его повадок наводила Хло и присных на ассоциации с кошками. На остроты по этому поводу Ватрух реагировал далеко не благосклонно, Хло был реально сам не свой, если позабыл об этом. Впрочем, было с чего так выйти из себя. Магов в составе "артели" - раз два и обчёлся, а невезучий Сэдди Ветрохвост при жизни был стихийником ранга шестого или пятого. Расти бережно, но решительно пересадил Хельги с колен на кушетку и встал.
Встал и Батя, внезапно вспомнив, что Ватрух не любит кошачьи ругательства.
- И про Зильбейна тоже... Если бы не этот ублюдок, которого невозможно замочить, мы не жались бы от раколовских по клоповникам. Ах да, - остывая, Хло вернулся к своей саркастичности, столь же замечательной, как его шляпа - скрестил руки на груди и скривил тёмные, тонкие губы, - у нас ведь есть Ватрух! И Ватрух не позволил бы раколовским протирать нами мостовую, если б хоть на грош чесался о своих, нет?
- Хло... - Расти смачно потянулся, поведя татуированными лопатками, и вразвалку прошёлся до своей рубашки, валяющейся на полу, - ты кем меня возомнил? Этот Зильбейн вроде бы маг, но никто не знает, в чём его умение... Его можно ушатать до полусмерти, а потом он поднимается и махом делает из любого амбала тефтелю... Я ничего не забыл? - гибко наклонившись, он подобрал рубаху, встряхнул и надел - несмотря на ветхость, половицы в комнате Ватруха были чуть ли не вылизаны, на них одежде не грозило пропылиться или испачкаться, - Что я могу сделать с этой монстрятиной? Полечь, как Сэдди?
- Расти... - сладенько окликнул Батя, - А не зассал ли ты?
- Может, и зассал... - Расти невозмутимо заправил рубаху в штаны и опоясался шарфом, - Кто меня знает?
- Ха, обзавёлся сукой и боишься её огорчить? - Хло впервые прямо посмотрел на Хельги.
- Не сукой, - спокойно поправил Расти. - Кисой. У нас найдётся что-нибудь на обед для моей кисы? Хло, чтоб ты знал... - Расти холодно поглядел своему боссу в глаза, - тому, кто тронет что-нибудь моё, я скормлю его же пальцы, потом яйца, а потом не стану добивать... Схожу за куревом.
- Почему ты никогда не говоришь, что собрался промутить... - нахмурился Батя.
- Потому что предпочитаю хвастаться не планами, а результатами... - ухмыльнулся Кисарь.

>>> Врата Некрополиса

Некрополис >>>

За куревом Кисарь, факт, завернул.
Попутно обменялся парой-тройкой слухов с Вёллем и купил яблок, краснобоких и блестящих, каждое с кулак размером. Они сочно и глухо стукались, катясь из корзины в груботканый льняной куль, а пышная торговка с такими же яркими щеками всё нахваливала их. Торговке, наверное, было лет сорок, но смотрелась едва ли на тридцать... В обнимку с кульком Кисарь толкнул плечом дверь своей комнаты.
И замер, где стоял.
Как-то между делом он успел забыть, что оставил у себя Хельги.
Застать его здесь было... неожиданно. Два яблока сверху, не подхваченные вовремя, покатились на пол, замяв край куля.
- Думал, ты удерёшь.
Кисарь не представлял, как вести себя с кем-то, кто... В общем, с любовником. Пусть разовым, пусть совершенно чужим. Обычно соучастники эпизодических перепихонов избавляли его от размышлений на эту тему, исчезая из его жизни раз и навсегда. Сейчас он почему-то остро ощутил благодарность ко всем этим личностям, милосердно равнодушным... Но Хельги остался.
Хельги мял его лежанку, кутался в его одеяло, курил, наращивая плотность дыма в его комнате. А Кисарь стоял в дверях, чувствуя себя чертовски лишним, и укатившиеся яблоки пламенели на полу глянцевыми боками.
"Какого хера ты тут забыл?"
Рядом с теперешней оторопью прошлые (недавние, блин!) собственнические выпады казались дёшевы... Чорд, да ведь Кисарь и серьёзен не был! Запугивал, капал на нервы - всё. В расчёте на то, что Хельги вздриснет, как только возможность представится, и обратной дороги не вспомнит. Высказать всё это словами Кисарь не смог бы, но более чем красноречиво, желая или не желая, выразил взглядом. За откровенность, даже такую, стало неловко.
- То есть... привет?
А что делать и говорить дальше - весь богатый, колоритный опыт, накопленный Кисарем, подсказать был не в силах.

"Ах ты..! Ну дай мне повод, дай!" Разбить острую мордашку Хельги - о, это было бы то, что лекарь прописал. Но мелкий проныра усвоил урок, не коснулся Кисаря в этот раз... Всего лишь подразнил близостью. А когда он отошёл, Кисарь уже и не знал, что именно сделал бы с ним за прикосновение.
Но блжад! Какой же этот белобрысый шкет был наглый!
Знал, чёрт подери, а если не знал, то потрясающе точно догадывался, какое впечатление производит на Кисаря его вальяжная походка, перекаты сухих мышц под светлой кожей, игра мягких теней и бликов на теле и белом, как снег, пологе чуть встрёпанных волос... Только войдя, Кисарь был растерян. Теперь стал зол.
- Соскучиться успел, значит... - заговорил он с неопределённо-констатирующей интонацией, и тут же нашлись силы сдвинуться с места, пройти по комнате, сгрузить яблоки на импровизированный стол. - Накурить успел, как команда баржи... А хавки с Хло стрясти не успел, олух? Практичный, как тетерев на току.
Дойдя до окна, Кисарь толкнул створки рамы - снаружи влетел свежий, влажный холод. В Догароте его мучила постоянная жара, а в Ландшпиле климат был куда комфортнее для северного хищника, Кисарь наслаждался им, упрямо отказываясь не только от курток, но и вообще от одежды с рукавами. Уличным воздухом ему обнесло лицо и плечи, вздуло волосы... Тянуло запахами мокрой травы и далёкого, стылого дыма - не того, который буквально спрессовался в комнате от хельгиного курева.
- Где ты взял сигареты в бумажной оболочке? - рассеянно спросил Кисарь, жмурясь перед распахнутым окном... - Хотя пофигу... Дышать нечем, тут бы конь помер. - Фыркнув, он вскочил на подоконник.
Земля внизу была далёкая и какая-то ненастоящая, как нарисованная. От ветра створки оконного переплёта чуть шатало, они дрожали и позванивали тонко, надрывно. Кисарь извернулся, схватился руками за каменный карниз над окном и подтянулся вверх, зацепился за край черепичного ската, выбрался на крышу. Потрескавшиеся плитки под ногами захрустели, скользко поехал по насевшей на них мороси сапог - Кисарь вздрогнул, ловя равновесие, и пошёл выше, к коньку.

Отредактировано Кисарь (2011-02-14 02:17:21)

Обычно Кисарь лез на крышу ночами, когда в самой халупе гужевалась по поводу и без повода большая часть батиных орлов, разводили пьяные пляски и песнопения, из-за которых не уснуть. Пить с хловской братвой оборотень не любил, не в тех они были отношениях, чтобы его радовала перспектива похмельным утром очнуться вповалку с цветом артели, чтоб под головой пузо какого-нибудь Тагга, под боком сапог какого-нибудь Зобно, а в паху морда какого-нибудь Горлаша, который как примет за шиворот, так и норовит оказаться наедине и предъявить все свои мужские прелести и таланты чистоганом. Быть педиком - тот ещё привет, но быть педиком рыжим, татуированным, сволочным и не признающим рукавов - значит маячить для Горлаша, как земляничный десерт.
- ...Слезь оттуда! Палишься как сраная хоругвь!
- Ну поднимись и сбрось!
Запоздало Расти подумал, что издевательское приглашение Горлаш расценит как аванс в свой адрес. По крыльцу пробухали тяжёлые шаги Тагга.
- Тагг, убери с глаз моих этого жопошника! - взмолился Расти.
- А ты смотри в другую сторону! - заржал Тагг. Горлаша он, впрочем, действительно забрал. Похоже, этих двоих опять за какой-нибудь фигнёй послал в город Батя. Расти сунул руки в карманы и глядел им вслед... Ни одно поручение Бати для них не обходилось без рамсов с мелким блатняком, сегодня вот на шерстневых наехали, о чём, ясен пень, Хло не доложились. "И нет бы залечь и не отсвечивать... За добавкой пошли, что ли..." В общем-то на их приключения Расти было пополам, но рано или поздно эти кармические близнецы отхватят реального проп*здона, и тогда разруливать пойдёт Ватрух, хоть Ватруху в артели без году неделя. С потерей Ветрохвоста правых конечностей у Бати осталось всего трое, да и из них кроме Очкарика Зинара плюнуть не в кого - вон, на Борова Тагга посмотрите. Ватруха грызли предчувствия, что Ветрохвост откинулся к его, Расти, повышению, как пузыри на лужах бывают к долгому дождю.
"Кстати, о потере Ветрохвоста..." Не заметно было, чтобы халупа погрузилась в чёрную скорбь по безвременно почившему товарищу. Рвал и метал, видимо, один Батя, и тот недолго. "Факх, ну и говнище эта ваша артель, почтенный Хлорви Нил. Асалион напрессовал бы их оптом в газенваген, в качестве экстренного лечения." Непроизвольно Кисарь потрогал ухо... Разумеется, следов на оборотничей шкуре не осталось, но он помнил, как Хитцугад вырвал из мочки серьгу - рабское тавро, знак своего права собственности. "Катись!" - бросил демон-лис, хотя раб, деятельно принявший сторону его врага, Асалиона, заслуживал более крепких выражений и надёжной петли, а не отпущения на все четыре стороны. Наверное, поэтому Кисарю разонравились серьги...
- Эй!
Кисарь встряхнулся... Расти встряхнулся, прогоняя мысли, которые могли далеко завести. Хельги взбирался по скату крыши, осторожно, но уверенно, без опаски, и говорил, и его голос выцарапывал из воспоминаний, как из сна. "Шкет, а ты всегда таскаешься за насильниками? Или это я блин такой особенный?"
- Я никогда не жил на Севере и ни разу не нюхал снега, - усмехнулся Расти. - Крошка, которая тут утрами сыпется, не в счёт.
Возможно, надо было ответить откровенностью на откровенность? Пацан немного рассказал о себе, всего ничего... Думать, что он в ответ хочет что-то узнать о Расти, было бы так же нелепо, как на вопрос "Как дела?" начинать рассказывать о своих делах. "Ну что, попробуем отучить тебя от задушевных разговоров?"
- Я родился в Гандогаре, - Кисарь одарил Хельги задорной ухмылкой. - Нас разводили на ферме. Меня продали в Догарот, когда мне было пять лет. Моим господином стал наследник богатых людей, лёгкий как чёрная ласточка.

Отредактировано Кисарь (2011-02-15 13:20:58)

- Я не адаптировался... - Кисарь пожал плечами. - Вольным, наверное, сложно... Как по-вашему будет? "Унизительно". Но, хоть и не назову те времена счастливыми - я не знал ничего другого и не хотел никаких перемен.
Это было правдой. Кисарь не находил удовольствия в том, чтобы строить оскорблённую невинность, не считал себя ни угнетённым, ни обесчещенным - в этих чувствах он не нуждался. Мечтал о воле? Было дело, увлёкся, начитавшись книг (читать, кстати, научился исключительно по господской милости - а мог и неграмотным беспризорником мыкаться, и жизнь окончить со вспоротым животом в канаве)... Но своё беспросветное уныние из-за новости, что его перепродадут, Кисарь помнил значительно лучше, чем путаный, тяжёлый от метафор язык тех книг. Так чего уж ломаться - был сыт, одет, пристроен... и нифига ни к чему не годен со всей своей физической силой, но без силы моральной, которую над ним, горячим и глупым молодым зверем, простирали хозяева.
Что в его понимании было унизительным, так это тешиться моральными шрамами, пихать их всем в морду, словно ордена, и ждать восхищения, мол гляди-ка, сколько пережил и как держится, ай да кот! То, что до сих пор вызывало у него неприятное беспокойство, слабо сочеталось с представлениями о гордости и чести - Кисарь отступился от хозяина, повёл себя так, что владелец больше не мог положиться на своего раба. Кисарь навсегда стал клеймённым этой единственной подлостью и ни забывать, ни прощать её себе не имел права. Оглянувшись на Хельги, он поймал светлую, хорошую улыбку маленькой рыси и ответил на неё мрачноватой, но честной.
- Перегрыз глотку? Источник всего, что с тобой происходит - ты сам. Если тебя смешали с дерьмом, значит ты это позволил. Не можешь жить с позором - ляг и сдохни. Можешь - стисни зубы и живи. Попёрся сюда за мной полуголым, улыбаешься тому, кто тебя отодрал всухую за долг... - оскалив зубы, Кисарь хрипло хохотнул, и порыв ветра влепил ему по губам его же красной, тяжело колышущейся шевелюрой. - Если ты хоть на рыбий чих продолжаешь презирать меня и жалеть себя, то кто ты после этого?

"Э..?" Не ожидал Кисарь, что Хельги вот так к нему метнётся... Кошка, хер ли. Быстрый... Кисарь отшатнулся, вытаращился пацану в глаза, полыхнувшие золотым - солнечной злобой, годной. И он шипел, рычал, а Кисарь слушал. "Да где ж ты настоящий? Без хуиты этой..." Перед Кисарем было создание высокомерное и глупое, считающее, что его личные тяготы страшнее и губительнее, чем тяготы всех прочих. "Зазнавшийся страдалец... Тебе плохо, да? Вскрыл бы вены? Так вскрой нахер и избавь мир от такой никчёмной амёбы, как ты. Поверь пля, всем полегчает. И презирай, и иди к чёрту."
Будто действительность подчинилась Кисарю, пацан заскользил по влажной черепице. Тело отреагировало быстрее, чем мозг... Хо, если бы мозг опередил, Кисарь мирно стоял бы на месте, наблюдая падение этого харчка белобрысого с крыши... Оборотня это всё равно не убьёт. Но ноги напружинились, толкнули тело в плавный слайд, и Кисарь оказался точно в той точке, чтобы Хельги возгремел костями о его бок.
- Иди фпень... - Кисарь брезгливо откинул пацана с себя, мордой в черепицу. - Нет в тебе огня, жизни нет, одна тягомотина о страданиях, якобы уникальных. Бесишь. Возиться ущербно. Ты придурок, и может сам это понимаешь, но я тебе на это скидок не сделаю.
- ...Растииии! - донёсся паникующий, придушенный вопль. - Раааа..!
Кисарь резко дёрнул мордой в направлении звука. Бежал и орал... Горлаш, кто бы сомневался. Ясен пень, волосы Расти выделялись на фоне крыши, как клок огня. Взглянув на пацана и убедившись, что все возможности удержаться на крыше у него есть, Кисарь расслабился и заскользил по черепицам вниз.
- Ээээ! - закричал снизу, с земли, Горлаш.
Кисарь, как с трамплина, сорвался с края кровли, кувыркнулся в воздухе и приземлился на все четыре.
- Ну? - отряхивая ладони, он пошёл к Горлашу. Панику этого кудрявого красавчика он знал и видел не раз, но сейчас творилось нечто неординарное, таким напуганным Горлаш ещё не бывал.
- Хреново, Расти, совсем хреново! - забормотал Горлаш. - Тагга же на флаг порвут, Расти... Ну плохо же!
Обычно Горлаш был щедрее на подробности. Дёрнув плечами, Кисарь бросил:
- Веди.

>>> Улицы

Отредактировано Кисарь (2011-02-18 22:26:05)